Старики уходят ...

Умерла баба Таня. Под Крещенье, на Святки. И деревня единодушно решила: потому что святая... Уж слишком безгрешной казалась её жизнь землякам. Хоронили бабу Таню в день её рождения - так вот вышло. И было бы ей в тот день ровно девяносто лет.

Два года она была замужем, а когда мужа убило в "империалистическую", стала жить со свекром и свекровью. Так и свековала. Растила детей, нянчила внуков... Всех подняла-сумела.

И вот - умерла.

И ползли по натёчному льду к дому на краю деревни старухи, охая на каждом шагу и хватаясь за воздух. В другой бы раз и за калитку не выползли, но тут ...

Почему вся деревня приходит проститься к старикам? Потому что старый человек - он что колодец: чист и глубок - будешь черпать - не вычерпаешь... Именно с ним связаны история села и вообще страны, судьбы людей, твоих дедов и отцов, потому что они когда-то

жили рядом с ними. С каждой такой старухой уходит что-то насовсем. Прежде всего - память. И теперь уже некому будет рассказать, как ставили к стенке мамонтовцы Верку-горюху, да не расстреляли, а попугали только, пальнув выше головы (после чего она и слегла, как всеми горбатились за "палочки" в колхозе, как ходили за солью в Мичуринск, ночуя за насыпанный стакан в чужих домах, как растирали до крови спину (особенно если попадали под дождь), как отбивались от волков в дальней дороге, как растили детей и питались лебедой с крапивой, как выли всем селом, провожая на войну мужиков и получая "похоронки", как собирали осколки сброшенного со звонницы колокола, как играли несмотря ни на что свадьбы... Кто теперь про все это расскажет? Вот то-то и оно...

Хоронили бабу Таню по христианскому обряду - с батюшкой и "Отче наш" перед помином. Не бросали вслед гроба сосновых веток (языческая привычка), а только посыпали на лёд зерно из сарая ("Авось, птички склюют и нашу Таню помянут..."), не заказывали музыки ... Поставили лёгкий гроб (доски сухие, да покойница что щепочка - вся выболела) на две крашеные голубым суриком табуретки, поголосили, простились с последним целованием и опустили в черную пасть земли. А потом вернулись в дом, где занавешенные зеркала, горящая лампадка, большая икона с навечно молодым святым Пантелиймоном (сколько зим и лет она проговорила с ним!), словом почти пять лет... Вернулись и сели за поминальный стол с непременной рисовой кутьей, медом с оладьями и "красненьким" - как раз для старушек.

Эти старухи - ушедшие и пока еще живые - последние из того века, где была война и вечный траур, где было все, кроме самой жизни. Они знают и то, что было, и то, что будет. Не знают они только настоящего. И все удивляются, пересчитывая принесенную почтальоншей пенсию ("Тыща - это сколь же по-старому-то будет?), загибая скрюченными пальцами купюры и беспомощно шевеля губами. Эти старухи – прошлая Россия, которая на своём горбу вытащила державу, и которой больше никогда не будет. Кажется, это понимают только сами старики, им теперь терять нечего и потому так будничны их разговоры о смерти. Темы похорон они ничуть не боятся, даже сидя у гроба, только крестятся чаще обычного на образа. Рассуждают о том, как "это" делается нынче и как оно было прежде. Разница, разумеется, не в пользу теперешних времен. Молодые о смерти не думают, некогда им. Случись несчастье, теряются, начинают бегать по магазинам да соседям, ведь в доме даже платка чёрного нет. По стариковским же понятиям похороны в суете да спешке - срам один. Это как же нужно безалаберно, безответственно жить, чтобы не подготовиться к последнему часу? Любая бабуля, если есть еще силёнки, не позволит, чтобы её собственные похороны легли обузой на чьи-то плечи. Заранее, да не раз, переберёт в сундуке нехитрое своё "соборное", распорядится, кого позвать и где положить, договорится с "читалкой", причём позовет ее, как на чай с кренделями: "Ты уж, Нюрк, ко мне приходи, как помру, почитай, как положено..." Вот и выходит, что только одни старики и знают толк в смерти...

А мы, мы живём в тупой уверенности, что знаем всё. Или почти всё: что было со страной "до" и "после" чего-то, и что будет с ней завтра, как прыгнут цены на нефть после бомбёжек Сирии, где хранить наличность и кто виноват во всём... Но мы не знаем главного: когда? Когда придет наш черед, и на погосте появится ещё один холмик. Твой. Мы это даже не рассматриваем как гипотезу. И в этом наша главная слабость перед стариками, которые тихо, не прощаясь, один за другим уходят...